В  ПОИСКАХ  СЛОБОДЫ 

   

  1.  Первое знакомство

 

В детстве я часто бывал в нашем краеведческом музее, нравилось бродить по лабиринту его закоулков. И хотя со временем все экспонаты стали знакомы, но каждый раз взрослеющим взглядом можно было увидеть что-то новое.

Легкий скрип  тяжелой кованной железом двери, звон потревоженного колокольчика, – и ты попадал в неведомый мир Прошлого…

 Экспозиция открывалась доисторической эпохой с ее окаменелыми костями и картинами динозавров на фоне гигантских папоротников. Далее шел современный животный мир, начиная сотнями мельчайших жучков и бабочек на иголках под стеклом и кончая чучелами рыси, волка и медведя. Последнего, как я узнал позже, принесли в музей из купеческого особняка, где он стоял в прихожей с подносом для визиток, от чего лапы зверя остались застывшими в соответствующем положении. Подростков интересовали, прежде всего, оружие и монеты – у каждого имелось по нескольку десятков царских и советских  серебряных рублей, полтинников, а также больших медных пятаков и двушек времен Петра Великого, не считая другой мелочи. Монетами играли, они были своеобразной подростковой валютой, впрочем, невысокого достоинства – на обычный рубль можно было выменять несколько штук. В нынешние смутные времена оружие, включая пистолеты всех времен, револьверы разных систем, автоматы периода Войны, пулемет Дегтярева на сошках, густо измазанный зеленой краской «Максим» с фанерным щитком и даже поржавевшие сабли попрятали от греха подальше. 

         Среди экспонатов о древнем Слободском городе помимо пушечек, копий, секир и кольчуг, выделялся макет городка в стеклянном кубе. На крутом берегу реки возвышалась небольшая деревянная крепость. Вдоль одной из ее стен шел овраг. В центральной части городка скособочилась деревянная церковка из бревен-спичек, а на территории, примыкающей к берегу, за отдельным заборчиком виднелись кладбищенские кресты… 

 

         2.  Вятская республика

 

  Много раз варяжские конунги, а следом их потомки русские князья, ходили походами на приокских вятичей, покоряли, обкладывали данями, но каждый раз приходилось начинать сначала. Вятичи были самым молодым, а потому самым активным и непокорным славянским племенем. Жили они вольно в своих труднодоступных городках и селах в глухих лесах, укрываясь от врагов на время опасности в норах и в гнездах на деревьях, неожиданно нападая оттуда на незваных гостей. И вот, наконец, последний действительно Великий киевский князь Владимир Мономах окончательно утвердился на их земле, поделив народ между Черниговским и Рязанским княжествами. Уплата дани была не самым тяжелым бременем. Куда страшнее насильственная христианизация. Проповедников убивали, а в ответ шли репрессии. Не пожелавшие предать своих родоплеменных богов уходили вниз по Оке и Волге в поисках свободной земли, и нашли ее на берегах далекой реки, которой в честь своего пращура дали имя – Вятка. С жившими здесь сотни лет угро-финскими народами, по-видимому, больших проблем не возникло. Те и другие верили каждый в своих богов и уважали чужих, – человекоподобные идолы (болваны) похожи друг на друга. Кроме того, вятичи на Оке, также жили в окружении угро-финских племен, часто роднились с ними и наверняка знали их язык, а потому на новом месте легко прижились. Впрочем, без каких-то столкновений первое время не обошлось. В сравнении с местными племенами, пришельцы имели преимущества: железное оружие, навыки пахотного земледелия, а главное, в основном сюда добрались активные и крепкие мужчины. А потому они видимо стали основой местной элиты. Кроме вятичей, сюда на далекую окраину славяно-русской Ойкумены могли стекаться и выходцы из других земель, приверженцы старых славянских верований, не довольные властью князей и набегами татар. Предположительно эта территория с конца 12 века входила в состав Новгородской земли, т. е. платила дань. За это данников не осмеливались притеснять другие племена. Сюда за ценными мехами могли заплывать и купцы из Волжской Болгарии, расплачивавшиеся серебряными арабскими монетами, богатые клады которых находили раньше вдоль вятских берегов. Подобные отношения подразумевают наличие определенных пунктов торговли и местной администрации – городов. Из летописных источников известно о двух из них: черемисский (марийский) Кокшаров и чудской Болванский городок вблизи села Никульчино Слободского района. Под чудью, которая, видимо, имела главенство в регионе, новгородцы могли подразумевать потомков древних вятичей и других славян-язычников. Нужно думать, сама вятская чудь называла свой город по иному. Скорее всего, это и была древняя Вятка, – столица вятских переселенцев. «Болванкой» ее назвали христиане из пренебрежения к языческим идолам, стоявшим на видных местах. Вокруг древней Вятки просматривается система достаточно крупных городищ: Чуршинское (Первомайское, вероятно самое древнее в округе), Кривоборское (на реке Чепце), Шестаковское, несколько в районе Кирова и Слободское. Некоторые из них еще были заселены в рассматриваемое время, в 12-14 веках.  

         Прошло 200 лет. На Вятку явились носители средневековой русской демократии – новгородские ушкуйники, неофициальный военный флот Великого Новгорода. Им поручались рискованные набеги на далекие враждебные страны и сбор дани с обширных северных владений.

Летом 1374 года со стороны Великого Устюга на Вятку через ее северные притоки проникли 90 ушкуев (небольших быстроходных судов) с двумя тысячами хорошо вооруженных воинов. Помолившись перед боем, они неожиданно нападали на городки «неверных» по берегам реки и безжалостно уничтожали всех сопротивляющихся. Для оправдания насилия экспедиции придали характер борьбы за веру – крестового похода. Колония на Вятке нужна была Новгороду как удобный плацдарм для неожиданных ударов по татарским городам на Волге.

После разбоев на Вятке ушкуйники очередной раз пограбили камских татар и разделились на две части. Первая «погуляв» еще немного в окрестностях устья Камы, бросила свои ладьи и пересела на захваченных здесь коней и, по пути истребив села данников татар вдоль Ветлуги, прямым путем вернулась на Вятку, обосновавшись в бывшем марийском городке Кокшарове, переименованном в Котельнич. Вторая ватага после похода на Сарай (по легенде) на обратном пути якобы прозевала устье Вятки и забралась в верховья Камы. Откуда через волок попала в Чепцу и уже по ней вернулась на свою новую родину. На мой взгляд, ушкуйники поступили так из опасения встретить сопротивление разбитого, но не уничтоженного противника. Оттого вернулись скрытно, со стороны, за одно «проверив» берега крупного притока Вятки, где могли быть поселения.   

Крестовые походы на окрестных язычников продолжались в последующие годы. Полковая (походная) икона, утерянная на поле боя и в последствии найденная, становилась чудотворной. Так произошло в 1383 году на реке Великой. По прошествии лет с нею стали совершать паломнические крестные ходы к местам сражений и гибели воинов. До 18 века вместе с иконами носили якобы также чудотворные наконечники новгородских (или чудских) стрел позже изъятые церковниками, что говорит о воинственном ранее характере действа. Интересно отметить, что Великорецкий ход первоначально шел по рекам в ладьях. Позже появился и Борисоглебский крестный ход из Никулича в Хлынов по случаю основания нового городка. По-видимому,  ушкуйники сначала отвоевали территорию на правом (северном) берегу средней Вятки и лишь через некоторое время на левом в районе современного Кирова. По устному преданию вятских удмуртов, племя Ватка, которое они считают своим, оказало сопротивление пришельцам, в частности, на месте Александровского сада в Кирове произошло крупное сражение. Уцелевшие удмурты ушли в леса на востоке, где основали поселение Чола (Красногорье) и другие. Каринских татар в этих местах на тот момент еще как видно не было. 

Так или иначе, на месте чудской «Болвановки» была поставлена часовня в честь св. князей Бориса и Глеба и появился христианский город Никулич, а следом и другие небольшие поселения городского типа, – слободы. Их ограждение состояло из поставленных вплотную друг к другу по периметру глухих с наружи деревянных срубов.

Новгородцы и близкие к ним жили в своих городках, занимались усмирением аборигенов-язычников, сбором дани, торговлей и набегами на далеких и близких соседей. С их появлением усилился процесс притока на среднюю Вятку русского населения, которое селилось в небольших семейных деревнях (обычно 1-2 двора) и посадах городов. Прежнее население, признавшее новую власть и крестившееся хотя бы формально, видимо уцелело и смешалось постепенно с вновь прибывающими. Так создалась основа вятского народа, существовавшая в сельской местности до начала 20 века. В наших фамилиях, названиях деревень, да и внешности явно просматриваются до сих пор черты славянские, финно-угорские, пермские и северорусские, а также татарские и более близкие по времени, – от разнообразных ссыльных и переселенцев 19-20 веков из Польши, Бесарабии и Западной Украины. 

Настоящая крепость была построена в Никуличе лишь к середине 15 века. Необходимость в этом была, вятичи-новгородцы продолжали набеги на своих противников, участвовали в 20-тилетней гражданской войне на стороне Галицких князей, чем навлекли на себя гнев Московских правителей. После поражения в нескольких крупных сражениях Борьба Русского Севера  за средневековую демократию была проиграна. Но Вятская земля, лавируя в сложной политической ситуации, продолжала сохранять остатки вольности, проявляя ослушание. Из Москвы грозили закрытием церквей, правда, вятские попы не спешили с этим. Несколько раз на Вятку присылали войска, часть городов (Котельнич и Орлов) были потеряны, но Никулич, который противники называли пренебрежительно город Хлынов, то есть город разбойников и бродяг, продолжал стоять. И только после предварительного подчинения Москве Новгорода и Казани пришла его пора…

 

Жарким августом 1489 года 64-тысячное московское войско во главе с известным воеводой Данилой Щеня пришло на Вятку. Исходя из аналогичных походов  времен Ивана III, можно предположить, что в нем кроме русских полков участвовали уланы (отборные татарские отряды), казаки и служивые царевичи (татарская знать на службе у московского царя). Кроме того, в походе наверняка задействовали осадную артиллерию и судовую рать, с помощью которой проходила блокада городов с реки и переправа войска.    

По летописному сказанию, (которое было сочинено много позже описанных в нем событий, в период, когда усердно переписывалась вся русская история ранее 17 века), Хлынов огородили острогом и, обложив горючим материалом, дали три дня на раздумье. После сдачи города всех знатных людей и купцов вывели в Московскую землю, где троих воевод казнили на Красной площади как злодеев. Опустевшие вятские города заселяли устюжанами, двинцами и московскими воинскими людьми. С этой поры сведения о Никуличе пропадают, а по археологическим данным в конце 15 века город перестает существовать. Вблизи него сохраняется до сих пор лишь небольшое село Никульчино. Остается положить, что город был разрушен при штурме или сразу после сдачи.     

        

         3.  Слободской городок

 

           Скудны достоверные сведения по раннему городу Слободскому, да и планомерных археологических исследований у нас не велось. В немногочисленных источниках упоминаются разные варианты названия: Верхняя Слобода – 1396, Слобода – 1489 и начало 16 века, Слободской городок – 1505, Слободской городок верхний – 1532.

В 1780 году сохранившаяся часть крепостного вала имела длину более 180 м. В настоящее время его остатки представляют собой небольшой продолговатый бугор (3) между зданием милиции и церковью. Лет 40 назад он был в длину 30 метров. При раскопках внутри него найдены бревна сложенные в примитивные срубы. Считается, что Слободской Город (1) имел площадь 1,5 гектара. При плотной застройке здесь могли жить не более 800 человек, так как были еще склады, мастерские, конюшни и храм. Вряд ли в 16 веке здесь могла разместиться администрация московского наместника с гарнизоном. По описанию 1629 года к тому времени Слободская крепость пришла в полную негодность. Известно, что ранее она имела четыре башни (из них две проезжие), а на строительство ее стен ушло 200 срубов. При этом сказано: «по мере около всего города 275 сажень». Получается, что бревна срубов имели длину чуть более одной сажени, – менее трех метров. Это несколько странно. В 120 м к югу от сохранившегося фрагмента вала под дорожным покрытием ул. Володарского обнаружены нижние бревна сруба шестиугольного сооружения, возможно башни (5). Кроме этого здесь же поперек улицы, но ближе к валу найден фрагмент некой конструкции из горизонтальных бревен, нечто вроде двух стен на расстоянии 1 метр друг от друга (4). Как-то увязать эти находки с описанием городка затруднительно. Можно только полагать, что город кроме старой крепости имел и другие укрепленные поселения. Таким образом, даже приблизительное расположение городских сооружений (башен, стен, вала и рва) до сих пор точно не установлено. 

Кроме того, археологические исследования вблизи вершины оврага под дорожным покрытием улицы Володарского обнаружили древние захоронения в гробовищах (2) внутри мощного, но бедного находками культурного слоя без признаков его нарушения. Подобные захоронения в виде обложенного досками и прикрытого сверху берестой тела закопанного на небольшой глубине появляются с 12 века у крещеных славян, в том числе у вятичей на Оке, применявших до того кремацию тел. Рядом и поверх них под другим углом, похожие погребения. Это говорит, что кладбище через какое-то время заполнялось вторично. Положение головой на запад говорит о славянском обряде, у удмуртов – противоположное. Интересно также отметить следующее. При строительстве здесь же поблизости дома № 50 были обнаружены сидячие погребения. Так хоронили татары, а еще ранее древние финские и другие народы, например, водь в новгородской земле.

Из всего сказанного можно предположить, что первоначально у нас существовало небольшое удмуртское поселение, с 12 века здесь могли появиться вятичи. Их останков не обнаружено по той простой причине, что они согласно языческим обычаям сжигали трупы умерших. Правда хотя бы часть населения со временем стала христианами, – такие захоронения имеются.

В конце 14 века поселение было захвачено ушкуйниками. Известно, что в начале 1396 года Пермский епископ Стефан по пути в Москву освятил закладку часовни в Верхней Слободе. Такое название говорит о том, что это поселение являлось удаленной вверх по реке частью некого города. Верхняя Слобода могла быть основана вскоре после Никулича как его пригород. На ее древность  косвенно указывает следующий факт. Вероятно, первым слободским храмом был Никольский, – в честь почитаемого на Руси Николы (Никулы) Чудотворца, по имени которого и был назван русский город на Вятке. Храм много раз перестраивался и переносился, и отчасти существует поныне (9). Неизвестно где он стоял изначально.

 

4. Слободской Острог.

 

На вновь завоеванных Москвой территориях размещались наместники с отрядами стрельцов и конницы. Часто для них строились отдельные укрепленные военные городки, которые назывались острогами. Не произошло ли подобное и у нас? Старая Слобода в виду своего устройства и размеров не годилась для этого. К тому же находящийся здесь храм, а значит, частый приток людей, давал повод для беспокойства: разбойников в округе, как можно судить по уцелевшим документам, оставалось еще предостаточно.

У многих название «острог» вызывает определенные ассоциации. Отдаленные  сибирские остроги использовались в качестве мест содержания государственных преступников. Но первоначально острогом называли замкнутое ограждение обычно четырех-пяти угольной формы в виде забора из вертикально вкопанных бревен высотой до 6 метров. Кроме того, они имели земляные укрепления, а по углам ставились дозорные площадки или башни с воротами. Первоначально остроги строились в качестве временного военного лагеря, а также при осаде городов, – для пресечения контратак и побегов. С 15 века остроги известны как самостоятельные военные поселения на вновь завоеванных Москвой территориях. Их ставили на ровном или возвышенном месте, иногда поблизости от уже существовавших поселений.  

Слободской Острог упоминается с конца 16 века. На мой взгляд, наиболее подходящее место для него – верхняя часть Слободского холма. Действительно, если  проследить ход перепадов высот вокруг этого возвышения, то легко можно обнаружить резкие подъемы поверхности, особенно заметные там, где их пересекают современные улицы. А именно: на улице Гоголя в районе дома № 108 и сразу к югу от улицы Грина; на улице Ленина у магазина «Культтовары» и рынка; на улице Советской невдалеке от военкомата и у районной больницы. С востока такой подъем виден на улице Володарского у входа в Детский парк, а на западе он (не смотря на значительные перемены при строительстве пятиэтажек) легко угадывается вблизи перекрестка улиц Красноармейской и Грина. Если соединить все эти точки, то с учетом изменения поверхности при строительстве зданий и прокладке улиц получится довольно правильный четырехугольник со срезанным северным углом, соответствующий, по моему мнению, положению ограждения древнего Слободского острога. Для придания крутизны склонам, а самому холму более правильной формы, были проведены земляные работы, благодаря чему и ныне можно усмотреть некую искусственность. Вытянутость восточного угла может объясняться умышленным приемом, – для обеспечения спуска к реке, где в береговом склоне как раз имеется подходящая достаточно пологая ложбина. На этот момент краеведы уже давно обращали внимание.

По углам ограждения находились сторожевые башни, некоторые с воротами. Вблизи северного угла расположился базар, сохранившийся до сих пор. Еще в 19 веке в его верхней части находился деревянный храм, который возможно входил в систему укреплений Острога. С востока со стороны реки к Острогу, возможно, примыкало кладбище, которое в таком случае должно находится на территории Детского парка. Святое место не подвергалось застройке в поздние времена, но постепенно о его прошлом забылось. При строительстве моста через Вятку в 60-х годах была срыта часть берега, здесь в свежем раскопе находили кости людей и украшения. Очевидно, в земле под Детским парком еще хранятся останки жителей этого поселения. С более возвышенной части верхний слой земли с культурным слоем смыт водой и стерт деятельностью людей.  

Площадь предполагаемого городка получается около 10 гектаров, в нем могли  свободно разместиться более 1000 человек, а также мастерские, склады и несколько сотен животных. В случае опасности здесь могло укрыться все население округи. Интересно отметить, что направление сторон предполагаемого ограждения Острога  примерно соответствует ориентации трех самых старых строений города: типографии, Никольской церкви и небольшого здания на территории монастыря, построенных до перепланировки улиц 1780 года. Это может говорить о том, что первоначально направление улиц городского посада формировалось вдоль западной стороны Острога. Видимо это произошло от того, что в те времена дорога на Хлынов шла мимо базара, и далее через Нижние Кропачи. Улицы Слободского посада стали прокладываться параллельно этому пути.   

Старый деревянный город не восстанавливался, постепенно приходил в негодность и в 17 веке превратился в храмовый комплекс. 

Когда был построен Слободской Острог неясно. Можно положить, что это произошло вскоре после 1489 года. Таким образом, в этом году мы с некоторым опозданием будем праздновать присоединение Вятской земли к Московскому царству, построение в связи с этим центра новой власти на Вятской земле Слободского Острога, и как следствие всего этого первое письменное упоминание Слободского поселения в статусе города. Из московских грамот 16 века следует, что до 1558 года он был центром самостоятельного наместничества в составе Московского государства, имел старшинство на Вятской земле, именно сюда присылались царские наместники.  

В этой связи нужно затронуть вопрос о дате основания Нового Хлынова (Кирова). Скорее всего, примерно в 1399 году после разгрома племени Ватка на левом берегу была поставлена нижняя слобода, предположительно ее назвали Хлыновка. Центром Вятского наместничества она стала лишь после того, как в 1552 году Иваном Грозным была взята Казань, до того контролировавшая территорию к югу от Котельнича и левобережье средней Вятки. Надо заметить, до 19 века Слободской мало уступал Хлынову по величине и значимости, являясь почти равным ему во всем, обратите внимание на звание местного церковного иерарха:  митрополит Вятский и Слободской.  

                                              

        4. Красная Смута                                                          

 Каким был наш город до 1917 года можно только гадать, глядя на старые снимки. Храмы, монастыри, первый в России народный коммерческий банк, десятки заводов и небольших производств. Во времена Санкт-Петербурга через Слободской город проходил Сибирский тракт. Сохранились булыжники спуска к реке в конце улицы Монастырской, хотя сама река уже давно отступила в этом месте от старой пристани. В последствии железную дорогу проложили южнее, по равнинной местности, и прежде далеко известный купеческий Слободской постепенно стал хиреть, превращаясь в провинциальный городишко, благодаря этому, сохраняя атмосферу минувших веков. Довершила дело Красная Смута.  

          На гребне Революции сгинули в небытие владельцы десятков особняков в центре города, увезли в Соловецкий концлагерь их последователей недолгих времен НЭПа. Тогда же в городе расцвело театральное творчество, десяток полу профессиональных коллективов развлекал пролетариат и новую советскую элиту в многочисленных «Домах Труда». Идейно выдержанное советское кино и политические заморозки сталинизма пресекли эту вакханалию освобожденных масс. 

 

           В 34-ом закувыркался в Никольском храме от входа до алтаря блаженный Власушка. Дурачка не поняли, – прогнали из церкви. Но вскоре после этого у нас, как и по всей России, задымили костры из икон и книг, полетели вниз кресты и колокола. Не нужных людей стреляли сначала тайком на городской свалке, а затем, осмелев, в центре на мостике через ров. Город в ужасе затих, приобрел непривычный для старожилов вид: церкви без крестов, пустые фундаменты разрушенных храмов, шайки комсомольцев, науськиваемые на верующих и бьющие повсюду в глаза кроваво-красные тряпки. Людей брали по разнарядке: с каждого предприятия, с каждой артели, с каждой улицы и каждого переулка. Брали за происхождение, за слово, за неизвестно что.

           Из церковных кирпичей слепили баню (богобоязненные слобожане при входе в нее украдкой осеняли себя крестом), кинотеатр «Аврора», трибуну стадиона и квартиры для коммунистов. Уцелевшие храмы приспособили под склады, музей, детскую спортивную школу, архив и клуб ФЗУ. За монастырскими стенами укрылась войсковая часть, а в Екатерининской церкви расположилась военная база с антеннами вместо крестов. Осиротевшие монахи и монахини, побродив некоторое время по округе, канули в неизвестность. Одну из колоколен поначалу применяли как пожарную каланчу, но со временем взбираться на нее стало опасно, и эта функция отпала. Другая колокольня, с часами, уцелела благодаря использованию в качестве топографического ориентира, да, перед Войной с нее успели попрыгать начинающие парашютисты, готовившиеся по всему Союзу к массовым десантам на страны Европы.

 С 1930 года через город погнали в глухие вятские леса тысячи ссыльных кулаков из Украины и переселенцев из присоединенных к СССР восточных областей панской Польши, а с началом Войны сюда прибыли на излечение первые сотни раненых. Где-то на подступах к городу сгружали вперемежку с трупами полуживых обмороженных немцев из Сталинграда и наскоро прятали в землю. Оставили по себе не добрую память отдыхающие перед отправкой на фронт рокоссовцы. Их набирали из числа заключенных и как штрафников кидали в самое пекло. Терять им было особо нечего. Оттого Рокоссовская банда вела себя в тыловом городке как во вражеском. Короткий путь из Города на Демьянку стал не безопасным: здесь грабили и ради забавы резали бритвой носы, а меж заброшенных могил копошились цыгане, – известные похитители детей отрывали мраморные надгробия до революционных богатеев. В самом городе появились похожие на отдыхающих беженцы и упитанные тыловики с семьями, а с ними вместе невиданные до того прежде на нашем базаре деньги, золото, дороговизна, голод, пирожки с мясом человеческих детенышей, смерть от дистрофии и разврат в огородных баньках. Одни припеваючи проживали в тылу, других конвейер военкоматов и мясорубка передовых перемалывали в удобрение для чужой земли…

 

            После войны Сталину было жаль расставаться с танковыми армиями. Какое-то время в ожидании новых походов их держали в готовности, разведя по всей стране. Была на постое танковая часть и у нас. Ее прославленные Т-34 частенько бороздили наши не мощеные улицы. Помню грохот и восторженные крики «Больших Парней»: «Танки идут!» Однажды тяжелая машина провалилась по башню в топкий ручей на перекрестке Красноармейской и Свободы.

           Через десяток лет во время сбора металлолома ушлый одноклассник вместо поиска гнилых ведер и ржавых кроватей привел нас к воротам войсковой части. С территории бывшего женского монастыря нам разрешили выкатить крышку танкового люка, – последний артефакт Войны.

           В школе нас приучали скептическому и даже враждебному отношению ко всем богам древности с их «ветхими заветами» и безнадежно старомодными храмами, в которые тихо и незаметно пробирались старушки в черном. Матери и отцы скрывали свои мысли от детей. И только старые, как нам тогда казалось, наши бабушки иногда тайком брали нас с собой. «Все здесь поругано и нечисто, можно только поставить свечку старой иконе, да уйти…»        

В нашем городе жил и умер Григорий Булатов. Как полагают многие, он первым поднял Знамя Победы над Рейхстагом. В нижних этажах еще шли бои, а десятки лихачей, подстрекаемые киношниками и политруками в надежде отхватить свой кусок победной славы уже лезли наверх с красными флагами, наскоро сделанными из обивки немецких диванов. И каждый получил свое. Официально объявленные первыми – сомнительную известность и червячка в душе. Отставленным в сторону первым достались разочарование от несправедливости, мученическая жизнь и такая же смерть. В апреле 73-го Гришка – Рейхстаг был найден в своей уборной в веревочной петле. Ходят слухи, что накануне он весь день провел с двумя неизвестными, приехавшими из Москвы. Вскоре как-то незаметно пропали с глаз и десятки инвалидов войны, толпившиеся ранее целыми днями возле пивных на протезах, костылях и дощечках с колесиками из шарикоподшипников.   

Торговые ряды комсомольцы шестидесятых перестроили во второй кинотеатр – торговать уже давно стало нечем. Тогда же город обзавелся мостом через Вятку и убогим мемориалом в честь погибших на Войне, устроенным на месте древнего городища и снесенного храма. Позже эту композицию доукомплектовали «вечным огнем». При рытье к нему траншеи газопровода ковш экскаватора вынес на свет множество человеческих останков с поврежденными черепами, которые поскорее зарыли обратно.  

В те уже далекие годы всех, кто причислял себя к  культурной части населения города, охватила лихорадка поиска в заброшенных окрестных церквах и селах предметов старины. Хватали и везли к себе домой все, что попадалось: дырявые самовары, утюги с отверстыми для огненных углей пастями, изъеденные жучками прялки, не читаемые церковные книги и, конечно, иконы всех размеров – от карманных складней до двухметровых алтарных росписей. Грабили остатки того, до чего не дошли руки большевиков. Досталось, прежде всего, ближайшему к городу храму в селе Пантыл. Там под куполом на двадцатиметровой высоте сохранились деревянные скульптуры в человеческий рост величиной. Любители старины перекидывали веревку через балку и, обвязавшись, подтягивали друг друга наверх. Часть скульптур безнадежно разбивалась при попытке снять с их веками насиженных мест и сбросить вниз, – деревянные ангелы не умели летать. Но что-то уцелело и потом оказалось в жилищах удачливых обладателей древностей. Странное чувство беспокойства  вызывали эти ангелы безумными глазницами взирающие на попойки и мерзость запустения нашей молодежной среды, эти двери из огромных икон, нещадно срезанных по размеру косяков. Я как-то купил за пять рублей, найденную на пепелище и от того слегка погнутую жаром, небольшую металлическую иконку с остатками цветной глазури. Она не долго провисела на стене – ушла в обмен на ерундовую пластинку заезжему фарцовщику.     

В 1972 году власти города откопали в царских архивах грамоту с подходящей датой и весело отпраздновали 450-летие города. (Потом, правда, объявилась другая бумага, более старая.) Для увеселения народа на городской площади помимо киосков выездной торговли с ватрушками и бочковым пивом разместили узников передвижного зверинца. Изюминкой тюрьмы на колесах был настоящий живой СЛОН. Для него под загон приспособили проезд Колокольни. Местные снайперы пытались с помощью рогаток, целя в жизненно важные органы, пробудить интерес к жизни у занемогшего гиганта. Но то ли от дикого одиночества на этом шумном празднике чужой жизни, то ли от неуместного для его возраста пешего марш-броска к месту последней стоянки, ветеран цирковой службы сдох.   

          Примерно тогда же в центре города в кустах рядом с общественным туалетным сараем установили отреставрированную деревянную часовню из мужского монастыря, похожую больше на новодел. Перед тем она совершила турне по загранице вкупе со случайно уцелевшими на чердаке музея картинами знаменитых ныне художников начала 20-х годов, «не имеющими художественной ценности, но отражающими определенный период в истории советского искусства, к счастью, преодоленный» – цитата из местной газетки. Чуть позже в часовне открыли экспозицию предметов культа, среди которых выделялись грубо прилаженные к стенам с помощью гвоздей и крюков (словно распятые на иглах музейные бабочки) небольшие деревянные скульптуры неведомых богинь и святых. В довершение экспозиции на первый этаж вкатили колхозный антикварный Форд-зонд.         

В 86 году у нас в городе проходили съемки художественного фильма о 40-х годах «Карусель на Базарной площади». Натура подходящая – послевоенная разруха во всей первозданности с атрибутами сталинского декора в виде гипсовых статуй на всех углах. В главной роли вернувшегося домой фронтовика снимался известный советский актер Будрайтис. Говорят, он здесь поел чего-то местного, и оттого во время съемок выглядел болезненно угрюмым, что удачно вписывалось в роль. Лента получилась посредственная, но город отчасти запечатлен, а в кадрах массовых гуляний по случаю Победы среди нанятых за червонец статистов, можно разглядеть знакомых аборигенов. Площадь слегка закамуфлировали. На кафе-стекляшке, превращенном в кирпичный домик, появился лозунг о «родном товарище Сталине». На его фоне в ходе короткой опасливой вылазки, автор сделал пару фотографий друзей.   

 

5.  Под сенью Ильича

 

          До революции в городе проживало довольно много еврейских семей – купцов, промышленников, интеллигенции. Смутно помню поваленные плиты иудейских и татарских надгробий там, где сейчас стоит Самолет, как бы прилетевший за их неприкаянными душами. Лет двадцать назад  остов списанной стальной птицы с оторванным на всякий случай крылом торжественно привезли из-за реки и водрузили на пьедестале, пополнив тем самым скудную коллекцию городских статуй, представленную: Скачущим через реку безрогим Оленем, трех метровой Пионеркой поваленной у седьмой школы, Рабочим и Работницей в кювете на обочине улицы Грина, густо засеребренным Максимом Горьким, Камнем Райниса из Прибалтики, пугающе черной головой Пушкина в Детском парке, тремя памятными пилонами и пятью разновеликими Ильичами…

         Приезжающим впервые в наш город бросаются в глаза некоторые, мягко говоря, нелепости. Мы то уж ко всему пригляделись и не замечаем, к примеру, горбатые зимние тротуары, улицы, местами похожие на проселочные дороги, непомерное количество статуй Вождя пролетариата. Откуда, кстати, их столько понаехало на наш городок?

           Как известно, в 1918 году в Вятку для установления Советской власти прибыл отряд революционных матросов. Погостил он и в Слободском. Власть устанавливалась «всерьез и надолго», а главное просто: для начала всех полицейских, чиновников, попов, купцов и прочих буржуев, кто не успел сбежать, завели на городскую свалку, да и расстреляли. Была она тогда за салотопкой (это мясокомбинат), где ныне раскинулись коллективные сады слобожан.

         Однажды во время учений случайно взорвалась граната, и погибли двое из отряда. Как героев революции их торжественно захоронили в центре городской площади.

            После смерти первого вождя всю Страну Советов охватил зуд воздвижения монументов в его честь. Надо сказать, сам Ленин при жизни всячески призывал устанавливать новые памятники вместо порушенных старых. Сначала их наспех делали из фанеры и глины, а уж потом появилась целая индустрия по производству бетонных истуканов. Появился и в Слободском на Красной площади бюст Ильича. Памятник погибшим перенесли, а их кости так и остались лежать под Вечно Живым.

         Через несколько лет бюст Вождя достроили до полного роста. Помню, в день рождения любимого дедушки Ленина я в числе других юных пионеров стоял положенные десять минут в торжественном карауле у его изваяния. Со временем кусты сирени вокруг памятника разрослись до того, что со стороны была видна только  круглая Голова с протянутой рукой, как бы взывающей о помощи. Ильич утопал в зелени. В обычные дни, когда не было пионеров в парадной форме и делегаций с цветами, к нему заходили простые мужики, – отдохнуть, поговорить, выпить винца в тени кустов или по какой иной нужде. К столетию вождя все это безобразие было прекращено. Сирени вырубили, а вместо них разбили клумбы с цветами и посадили четыре вечно зеленых, голубых елочки. Одну из них под Новый год унес к себе домой (не иначе как порадовать детей) наивный гражданин, о чем потом горько жалел года два.  

            В августе 1991 года кто-то пытался сдвинуть верхнюю часть статуи, но спустя несколько дней, когда местные власти опомнились от накатившего на них страха происходящих перемен, ее поставили на место, а щель обмазали цементом. С той поры Ильич пообветшал. Частенько видишь его с облупленной краской, в снежной шапке набекрень. Недавно, правда, ему вновь принесли в жертву переросшие его и как-то скособочившиеся ели. Вместо них посадили молоденьких. Дорастут когда-нибудь до макушки вождя и пойдут под топор. То-то ему будет радость!

         Второй наш Ильич был установлен возле нового здания администрации в 1980 году, а до того стоял при входе в городской парк на главной аллее. Стоял он, с каким-то вызовом отвернувшись от танцплощадки, – ему явно не нравились вопли и тамтамы доносившиеся оттуда. Мятежность духа он сохранил и на новом месте. Возможно, ему не понравилось, что башмаки остались на прежнем постаменте, и уцелевшие ноги для устойчивости облепили бетоном – не убежишь!

         Третий Ильич (у гастронома «Белка») был поставлен вместо Усатого Отца народов. После смерти Отца, его детишки свалили все ошибки и преступления на покойника, от чего тот перестал казаться святым, и его нетленные мощи вынесли из мавзолея, а статуи по всей стране приказали незаметно убрать. Освободившийся постамент занял привычный и уж точно «святой» Ильич.

         Четвертый Ильич («с кудрявой головой») стоял в детском парке опять же в зарослях сирени. На его низеньком постаменте любили располагаться романтической ночной порой комсомольцы с комсомолками. 

         Пятый Ильич (самый маленький) встречал по утрам счастливых работников спиртзавода, как бы говоря: «П'авильной до'огой идете, това'ищи!» Во времена полусухого закона непьющего Ильича убрали с глаз подальше. И где он теперь – коммерческая тайна.  

         У Ильичей были и братья меньшие: фигуры рабочих, колхозниц, спортсменов, пионеров и другой мелочи. В скверике на улице Советской у аптеки когда-то уютно располагалась скульптурная группа «Счастливая советская семья». Только недавно из кустов все той же сирени вылез на свет божий задумавшийся о чем-то своем Максим Горький у одноименного клуба, вход которого когда-то сторожил «Пограничник с собакой». С Оленем у моста чего только не вытворяла хулиганствующая молодежь. Раньше, когда у него еще была задняя часть и рога, можно было с разбега оседлать его как спортивного «козла». Это был шик! Ныне остатки оленьей туши снесли в цветмет. А где-то на задворках 14-ой школы доживает свой явно не космический век, развалившийся на части Космонавт похожий на Гагарина.  

            Пару слов о культовом слободском поэте Райнисе.  Выволокли и установили посреди города памятный Камень номенклатурные работники советской поры в целях налаживания дружеских связей с Прибалтикой путем «халявских» поездок на отдых.

           Под конец анекдот про нашу «Капсулу Времени», – послание коммунистическим потомкам с родины Грина, торжественно замурованное в 1968 году по случаю 50-летия ВЛКСМ. Для церемонии согнали тогда на берег всю подрастающую молодежь города. Протомили целый час на осеннем ветру. Завещали вскрыть и прочесть через 50 лет.

  На другой день неизвестные юные пионеры расковыряли свежий бетон и добрались до содержимого гильзы. Оно их сильно разочаровало. 

 

         6.  Вместо эпилога

 

          Во все века Город втягивал в себя из окрестных сел и деревень активное население. В свою очередь одаренная слободская молодежь в поисках счастья навсегда покидала его. Впрочем, некоторые неудачники возвращались домой зализать раны. И раньше других осознавали, что мифическое счастье не в ускользающей голубой дали, а на тощей земле, где ты родился, в которой лежат  забытые тобой предки и по которой все еще бродят знакомые проходимцы.   

Потерянное поколение моих сверстников не сумевших вписаться в новую реальность заполнило до предела городское кладбище, где еще недавно во весь Троицын день ими устраивались пикники похожие на языческие тризны. Нам посчастливилось избежать сталинской закалки и еще в раннем детстве, когда старшие в полголоса обсуждали «Ивана Денисовича», а в домашний рупор читали «Василия Теркина на Том свете», получить прививку хрущевской оттепели. Нам довелось вкусить лживую беззаботность и пустозвонство, казалось, почти бесконечного брежневского застоя, чтобы затем, снисходительно поддержав горбачевские потуги с человеческим лицом, увидеть крушение Советской Империи, короткий праздник демократического переворота и торжество частнособственнических страстей.

 

           Вслед за всей страной жизнь в нашем городе понемногу меняется: открылись две из уцелевших церквей, в кинотеатрах начали торговать и веселиться, школы с хорошими педагогами и приличными детьми переименовали в гимназию и лицей, ново русские слобожане строят особняки, вместо одной меховой фабрики десяток фирм. Из уже знаменитой деревянной часовни убрали трактор. Через город вновь прошла трасса Петербург – Дальний Восток. Забитый до смерти в 40-х годах юродивый монашек Власушка причислен к общероссийскому сонму ново мучеников, но до сих пор в обезглавленном Никольском соборе продолжают беситься наши подрастающие даровитые спортсмены. 

           И, все-таки, Город худо-бедно живет, пусть и окрестили его в областной газете мертвым за грязные разбитые транзитными лесовозами улицы, обветшалые дома и высокий процент старушек. Но бывают минуты, когда под розовато-золотым лучом редкого январского солнца или зеленым пред закатным лучом сентябрьского, он вдруг чудесно преображается и сквозь тусклую реальность проступает тот город, который все мы, пусть не часто, видим в своих снах.

 – Град Небесный Слободской.   

 

                                          Краевед-любитель Евгений Харин. 2005г.

---

Назад

| Главная | Встречи | Новости  |  Гостиная  |  Читальный зал  | Архив  | Авторы 

| Ссылки  |

© Copyright  2005-2006. Все права защищены. г.Слободской,Кировская область. Библиотека им А.Грина.