В 1773 году по
истечении срока, на который записывались Иван Феофилактович с сыновьями,
последние уже не пожелали вернуться в сословие крестьян, а записались
вместе с Ксенофонтом Алексеевичем в Слободское купечество , «вечно», в
которую из гильдий, подлинно неизвестно. Это решение заставило их переменить
и местожительство, переселиться в Слободской. Там в 1775 году Анфилатовы
приобретают и собственный дом, «идучи по Николаевской улице на Проезжую в
переулок». Их занятием преимущественно, -если не исключительно, -становится
торговля, скоро вовлекшая их в тесные связи с различными семьями
Слободского. Самой богатой тогда слыла в городе семья Ивана Яковлевича
Платунова. С нею и не замедлили сблизиться Анфилатовы, даже породнились:
Лука Иванович женился на дочери Ивана Яковлевича, а Ксенофонт Алексеевич
взял себе в подруги дочь канцеляриста Вятской Духовной Консистории Михаила
Никонова, Евдокию, родная сестра которой, Анна, была замужем опять за сыном
Платунова, Ильей Ивановичем. Брак Ксенофонта Алексеевича состоялся в 1782
году. В это время Анфилатов был уже неутомимым сотрудником своего отца и
дяди. Начало его торговой деятельности, по моим данным, надо отнести к 1778
году. Любопытный рассказ о первом шаге Ксенофонта Алексеевича встречаем у
известного этнографа С.Максимова, записавшего его в 70-х годах прошлого
столетия со слов старика-друга Ксенофонта Алексеевича.
-И был у меня, -
рассказывал старик – в старые годы дружок (ныне покойный) вятский купец
Анфилатов: в городе Слободском он купеческий банк основал. А на тот год он
впервые торговать начал: нагрузил барку хлебом, да и поехал в Астрахань за
персидскими товарами. И знал он про бурлачью дурь, про повадку и сказал им:
«кто-де из вас первый ляжет ничком – тому первому и пуля в лоб. Себя –
сказал – не пожалею». Так и сталось: выехали разбойники, свою «сарынь на
кичку» вскричали, а бурлаки стоят себе на ногах и не валятся. Раза три
кричали свое слово разбойники, да и полезли наверх: Анфилатов топором урезал
первого, «положил на воду». Другой полез – и того положил. Видят остальные,
что дело плохо – на утёк».
В рассказе, к
сожалению, не указывается, в каком году случилась такая история. Думается,
Анфилатову, во время её должно было быть не менее 17-18 лет, другими словами
я приурочиваю историю именно к 1778 году, когда Ксенофонт Алексеевич впервые
дан был паспорт в разные города «для купечества».
Рассказ у меня не
вызывает сомнений, подобная история легко могла случиться: ведь лишь
незадолго перед тем был подавлен бунт Пугачева, охвативший Поволжье.
Рассеянные остатки его шаек, однако, продолжали разбойничать. На одну из них,
наверное, и наткнулся Анфилатов.
С мая 1787 года
Анфилатовы организуют с Ильей Ивановичем совместную торговлю под фирмою «Илья
Платунов, Лука и Ксенофонт Анфилатовы», имена членов фирмы встречаем в
списке купцов, имевших в Архангельске «заграничный торг». В этом году
Анфилатовы числились уже в первой гильдии. С истечением 1790 года, они и
Платунов решили, впрочем, закрыть фирму и торговать порознь. Однако, в
следующем году Анфилатовы договариваются торговать компанией в течение
десяти лет с вятскими купцами Николаем и Василием Лаврентьевичами Калиниными.
В момент договора они являются уже собственниками корабля, именуемого «Доброе
товарищество». Видимо, торговое дело их росло, несмотря на то, что то
одному, то другому из них приходилось отправлять по выбору общества
различные должности. Между прочим, в 1789 году на долю Ксенофонта
Алексеевича выпало служить в течение трёх лет бургомистром в Слободском
магистрате. Служба по выбору общества была настолько обременительна, что
Алексей Иванович, кажется, из-за неё в последние годы своей жизни снова
переселился в деревню. Там он и умер в 1791 году. Лука недолго пережил
своего брата, скончался 26 января 1797 года в должности Слободского
Городского Головы.
Незадолго перед этим
Ксенофонт Алексеевич, потеряв первую жену, оставившую ему двух сыновей:
Ираклия и Алексея, и двух дочерей: Марию и Анну, вступает во второй брак с
дочерью Архангельского купца Алексея Попова – анною. Сначала простой
крестьянин Архангельской губернии и уезда, потом именитый гражданин, член
Коммерц-Коллегии, Алексей Попов был основателем первого торгового дома в
Архангельске. Ещё более замечателен его сын, Василий Алексеевич, про
которого Петербургское купечество в представлении Городской Думы 1824 года
отозвалось, что он «при благосостоятельности своей был одним из тех редких
Российских купцов, которым прилично название негоцианта». От Василия
Алексеевича осталось и литературное наследство – «рассуждение о балансе
торговом и о вексельном курсе», «рассуждение о вывозе золота и серебра», и
т.д.
Можно себе
представить, на сколько благотворно влияло на обладавшего недюжинным умом
Ксенофонта Алексеевича тесное общение со столь энергичными, с широкими для
того времени умственным горизонтом, людьми. Какую громадную роль играло в
этой среде соревнование!
Как раз в 1801
году истекает срок договора с Калиниными, Ксенофонт Алексеевич становится
свободным, и с этого времени наступает новый период его жизни. Он предается
кипучей торговой деятельности, манкируя даже своими обязанностями
бургомистра в городовом магистрате; на службу в который (магистрат)
слобожане выбрали его вторично в 1802 году.
В 1802 году,
пользуясь благоприятным для торговли состоянием дипломатических отношений
между Россией и Англией, вологодские купцы Николай и Степан Митрополовы в
компании с Анфилатовым задумывают учредить в Лондоне «Российскую купеческую
контору на всех тех правах и преимуществах, каковыми пользуются иностранцы,
приезжающие в Россию». Так как дело было новое, то они решают в
предупреждение притеснений со стороны иностранцев испросить правительство
Государя. С этою целью они подают Министру Коммерции, графу Н.П. Румянцеву,
записку, в которой излагают мотивы к учреждению конторы в Лондоне.
Предприятие их вызывает живейшее сочувствие у графа. По его докладу Государю,
был дан Высочайший рескипт на имя русского посланника в Лондон графа С.Р.
Воронцова; ему поручалось оказать делу покровительство; а С. Митрополов,
бывший в то время Городским Головою, даже удостоился получить Высочайшую
аудиенцию.
Так завязывается
первое знакомство Ас. Алекс. С графом Н.П. Румянцевым, которое с этих пор
уже не прерывается до самого банкротства Анфилатова.
В следующем 1803
году по проекту торговавшего тогда в Архангельске Гессен-Кассельского купца
Дорбеккера, Кс. Ал. Анфилатова и Ал. Попова основывается под
непосредственным покровительством Государя Императора так называемая «Беломорская
торговая компания» для рыбных промыслов на Белом море; она просуществовала,
впрочем, всего лишь десять лет, несмотря на поддержку, какую не раз
оказывало ей правительство и значительные привилегии, ей предоставленные.
В 1804 году Кс.
Ал. Анфилатов принимает деятельное участие в учреждении запасного хлебного
магазина в г.Архангельске, сам составляет проект магазина и успевает
убедить жителей Архангельска принять его. Однако, все это делалось им
втихомолку, так сказать, за кулисами; открыто, на сцене, он как приписанный
к слободскому обществу, в силу тогдашних условий, не имел права вести дело в
другом городе. Вместо него выступил на сцену его шурин Вас. Алекс. Попов.
Последнего в 806 году правительство за проект магазина наградило золотой
медалью на Андреевской ленте. С той поры дело учреждения магазина стали
приписывать всецело В.А. Попову, и только недавно найдено письмо Анфилатова
к графу Н.П. Румянцеву с просьбой о помощи для избежания банкротства дало
возможность обнаружить ошибку. В этом письме Ксенофонт Ал. Говорит: « план
заведению сему (магазину), от имени купеческого тамо (т.е. в Архангельске)
общества представленный, который во всех частях удостоен Высочайшего
утверждения, составлен, да и само общество соглашено на оный было мною».
Полагаю, не может быть и речи о том, что в приведенных словах скрывается
хотя бы доля неправды, трудно допустить, чтобы Анфилатов решился лгать перед
Государевым Канцлером, к тому же лично знавшим его как раз в то время, когда
нужда заставила его обратиться к г.Канцлеру с просьбой о помощи. Что
Анфилатову воспрепятствовало выступить с проектом неимение права предложить
его на обсуждение в ином городе, кроме Слободского, - в этом убеждает нас
объяснение Ксенофонта Ал., почему он избрал для учреждения банка небольшой
город Слободской. Оказывается главная причина была та, что Ксенофонт Ал.
считался «сочленом общества города Слободского», и не имел права предложить
свою мысль на обсуждение обществу иного какого-либо города, более важного в
торговом отношении.
Идти дальше этого и
оценить вполне значение заведения магазина, упомянутое письмо, однако, не
позволяет. Сам Анфилатов говорит о магазине, как об учреждении «самом
полезнейшем для оного края, как по прекращению всех бывших до того во
внешней торговле затруднений, так и для легчайшего и вернейшего всегда
продовольствия хлебом Архангельской губернии» и ставить заведение магазина
себе в заслугу на ряду с заведением им непосредственной торговли с Америкой
и учреждением банка (об этом ниже). Этот факт, а потом то, что В.А. Попов
получил награду, заставляет думать, что польза от магазина была ощутительна.
Из торговых
предприятий Ксенофонт Ал. Привлекает внимание отправление в 1805 году двух
кораблей «Св. Архангел Михаил» и «Северный Орел» в Константинополь. Мы
узнаем об этом из двух фирманов оттоманской порты, которые Государственная
Коллегия Иностранных Дел препроводила в Государственную
Адмиралтейств-Коллегию. Этими фирманами предоставлялось право шкиперам обоих
кораблей пройти из С-Петербургского порта через Гибралтарский пролив
Средиземным морем, потом Архипелагом в Константинополь.
Но самым
замечательным торговым предприятием Анфилатова является отправление им трех
кораблей в Америку. До него один из русских купцов не решался отправить свои
товары так далеко от России. Равным образом не осмеливались в Россию и
Американские негоцианты не только из-за отдаленности расстояния, и незнания
удобного пути, но быть может, и потому ещё, что до 1809 года в России не
было дипломатического представителя Соединенных Штатов.
Спрашивается:
что же побудило Анфилатова решиться на столь рискованное предприятие? По
призванию самого Кс. Ал. Оказывается, что в промежуток времени с 1801 по
1806 годы он потерпел большие убытки, наделал немало долгов и отправлением
кораблей в Америку надеялся поправить свои дела.
О своем
намерении он довел до сведения графа Н.П. Румянцева, при чем просил графа, в
виду новизны дела исходатайствовать у Государя «Высокомонаршую милость,
какую Высочайшей воле даровать будет благоугодно». Граф Н.П. Румянцев
отнесся к просьбе Анфилатова с большим вниманием. Ему удалось
исходатайствовать у Государя право, чтобы все товары, как отправленные из
России на первых трёх кораблях Анфилатова, так и те, которые будут
привезены на них из Америки, таможни пропускали, не взимая с них пошлин.
Кроме того, для выполнения предприятия Анфилатову было выдано из
государственной казны в пособие 200 000 рублей.
Обрадованный таким
отношением Кс. Ал. Приступил к снаряжению своих кораблей в далекое плавание.
На первый раз решено было отправить два корабля, один «Архангел Михаил» - из
Петербургского порта, другой – «Иоанн Креститель» - из Архангельского. В
конце августа, а может, в начале сентября 1806 года последний вышел в море,
держа свой путь в Нью-Йорк. Вероятно, около того же времени отправился и «Архангел
Михаил» в Бостон. Первый корабль благополучно достиг цели и также
благополучно возвратился, нагруженный американскими товарами, к
Кронштадтскому порту 8 октября 1807 года, пробыв в пути 107 дней.
Не столь
счастливо было плавание второго корабля. На обратном пути он чуть было не
погиб в следствии бури, долгое время починивался в Копенгагене и только в
последних числах ноября 1807 года прибыл в Ревель; его путешествие
продолжалось 78 дней. О прибытии того и другого корабля каждый раз извещала
публику газета «С - Петербургские Коммерческие ведомости».
Не только
необычайность самого предприятия, но и важность его побуждала к этому.
Результаты его имели громадное значение. С этого времени именно начала
распространяться около Архангельска непосредственная торговля России с
Америкой. В 1811 году американцы завели уже две собственных конторы в
Архангельске, « к чему ознакомление приказчиков моих в Америке, - говорил
сам Анфилатов,- и сделанные им об удобном пути к Архангельску убеждения
послужили главнейшим поводом».
Помимо этого
невольно возникает предположение, не имело ли влияние предприятие Анфилатова
и на дипломатические отношения между Россией и Северо-Американскими
Соединенными Штатами, когда вспомнишь, что только в июне 1808 года впервые
Высочайшими Указами А.Я. Дашков был назначен консулом в Филадельфию, а А.
Евстафьев в Бостон и наоборот, только в 1809 году появляется в России
первый дипломатический представитель Штатов? Предприимчивый купец не привел
ли за собой дипломата; как это нередко случалось в старину? Правда, философы
предостерегают нас делать заключение
post
hoc,
ergo
propter
hoc,
указывая на то, что не всегда предшествующее событие является причиной
последующего, по но историк принужден за объяснением известного события
обратиться к более ранним; и в данном случае в деле Анфилатова чрезвычайно
трудно удержаться от соблазна установить причинную связь между его
предприятием и возникновением дипломатических отношений между Россией и
Соединенными Штатами, тем более, что в то бурное время борьбы против
Наполеона на континент Европы Штаты – по своему географическому положению –
стояли вне борьбы и попытка завязать с ними сношения с целью привлечь их на
свою сторону против Наполеона едва ли бы имела успех.
Спросим в
заключение: удалось ли Анфилатову рискованным предприятием поправить свои
дела? Без сомнения удалось. Можно, не боясь ошибиться, смело утверждать,
что вся сумма одних только пошлин, которых не брали с Анфилатова, достигает
приблизительно 900 000 рублей. Она целиком попала в карман Ксенофонта
Анфилатова.
Это было очень
на руку ему. В 1807 году как раз купцам дарованы были новые права, но вместе
с тем повышен размер объявляемого капитала; чтобы числиться в первой
гильдии, - надо было объявить капитала не менее 50 000 рублей. В Слободском
такой капитал мог объявить один лишь Ксенофонт Алексеевич. Этим он однако не
был доволен. Он имел право, как кораблехозяин и как торгующий «заграницу»,
именоваться первостатейным купцом. Фамилии первостатейных купцов вносились в
особый список, составляемый Министром Коммерции. Это были уже «сливки»
купечества. По просьбе Анфилатова Слободская Дума выполнила, что требовалось
по закону, для того, чтобы Ксенофонт Алексеевич попал в число первостатейных
купцов.
Теперь Анфилатов был
наверху счастья. Пословица говорит: «Залезешь в богатство, позабудешь и
братство». Так бывает сплошь и рядом, и если кто поступает вопреки обычаю,
это – признак благородства характера. Приложите эту мерку к Анфилатову и вы
увидите, что в благородстве его характера не может быть никакого сомнения.
Составив себе миллионное богатство, Ксенофонт Алексеевич не забыл, что на
свете много бедных. На облегчение их тяжелой участи он направил свои силы.
Вскоре по
возвращении кораблей из Америки, когда выяснилась прибыль от предприятия,
он начинает хлопоты об учреждении в городе Слободском общественного банка «в
пособие нуждающимся гражданам». Нигде и ни в чем не проявилось так ярко «усердие
к общественному благу»., руководившее деятельностью Анфилатова, как в этом
деле. Позволю поэтому остановиться на нём подробнее, тем более, что при этом
можно будет выяснить довольно обстоятельно взгляды Ксенофонта Анфилатова.
Материалом мне послужат два его письма: одно письмо к Городскому Голове,
Слободскому купцу Илье Ивановичу Платунову, в котором, по словам самого
Ксенофонта Алексеевича, он изложил подробно, «во всем пространстве» мотивы к
заведению банка, пользу и значение подобных учреждений; другое письмо – к
графу Н.П. Румянцеву.
Что побудило К. А.
Анфилатова учредить банк? Нет положительного свидетельства, какое именно
событие послужило внешним толчком и навело на мысль завести банк, но кажется,
мы недалеко будем от истины, если предположим, что она зародилась у
Ксенофонта Алексеевича под влиянием знакомства с так называемыми учетными
конторами, которые были учреждены в 1806 году по инициативе правительства в
нескольких крупных торговых центрах (между прочим и в Архангельске 25 июня
1806 года) по примеру имевшейся уже ранее в С-Петербурге «учетной по
векселям и товарам» конторы.
Но если внешний
толчек нам точно неизвестен, то внутренние, личные побуждения мы знаем
хорошо.
«Сколь велико и
беспредельно усердие моё к общему отечественному благу,- писал Ксенофонт
Алексеевич графу Н.П. Румянцеву, Вашему Сиятельству довольно это известно из
некоторых моих, особливо по внешней торговле предприятий, главнейшее к цели
сей клонившихся и кои основательным их расположением и удачным произведениям
в действие приобрели одобрение и самого правительства. Движим будучи сим
усердием, желал я, Милостивый Государь, сделаться полезным ещё обществу
таким делом, которое для распространения в России торговли, а с нею вместе
и промышленности в разных мастерствах и ремеслах, предполагало в себе
доставление способов к денежным пособиям, купечеству малокапитальному в их
торговых оборотах, а мещанству и ремесленникам на подкрепление их к
умножению и усовершенствованию ремесел и рукоделий».
Вы видите, какой был
главный мотив к заведению банка; мне нет никакой надобности подтверждать это
иными цитатами из других писем Ксенофонта Алексеевича.
Но вот вопрос:
почему же «усердие к общему отечественному благу» побудило Анфилатова
создать учреждение, которое оказывало бы помощь только купцам и
ремесленникам? Зачем оставлять без помощи крестьян-земледельцев? Одна
строчка в письме Ксенофонта Алексеевича к И. Платунову разрешает наше
недоумение. Оказывается, на взгляд Анфилатова, промышленность является «главнейшей
отраслью государственного богатства». Как гражданин, «отечество свое любящий»,
он желал бы, чтобы именно в этой области, «в кругу промышленности»,
отечество достигло самого цветущего состояния. Это вполне понятно: ведь
Ксенофонт Алексеевич купец и почти с малолетства начал заниматься внутренней
и внешней торговлей. Эти многие годы не прошли бесследно: он приобрел «довольно
ясные понятия вообще о круге промышленности по торговле и разным внутри
России ремеслам». У него составился определенный взгляд на состояние
русской торговли и промышленности. По его словам, первая при всех заботах
правительства «некоторым образом» достигла цветущего состояния лишь в
столицах и главнейших городах – приморских, да и тут дела идут хорошо
большею частью у тех, кто успел уже ранее составить себе значительное
состояние; судьба же купцов «малокапитальных», а равно и ремесленников, в
особенности тех, которые живут во «внутренних городах» прямо таки незавидна:
«редкие из них трудами своими могут приобрести себе и столько, чтобы им
стало на одно токмо с семействами пропитание и градские повинности». Где же
искать причину такой беды? Анфилатов дает точный ответ. «Причиною тому,
Милостивейшей Государь мой, - пишет он И. Платунову, - что во всех прочих
городах, кроме столиц, нет никаких особенных средств к денежным пособиям за
проценты, которые были бы умеренны». Итак, отсутствие организации дешевого
кредита, - вот причины, мешающие развитию торговли и промышленности в
России. В случае нужды, например, когда товар остается непроданным, или
нельзя почему либо получить с должников денег в указанный срок, купцам
приходится прибегать к займам у частных лиц. Правда, было запрещено законом
при займах брать более пяти процентов на сто, но – пишет Ксенофонт
Алексеевич, - при всех мерах и при всех строгостях правительства,
утвердительно сказать можно, что почти повсеместно проценты в
партикулярных займах простираются вдвое, а в некоторых местах даже и до
12-ти на сто». Практика выработала средства обходить закон. Так, при займе
денег ремесленниками делается обычно таким образом, «что излишние сверху
указанных проценты в актах должников включаются вместе с занимаемым
капиталом», и как бы ни был зорок глаз блюстителя закона, он не в состоянии
подметить правонарушения. «Сие то самое зло, которым пользуются несколько
токмо интересантов (ростовщиков) служит, по убеждению Анфилатова, к
угнетению торговли и к недостатку изящности в мастерствах и рукоделиях,
которыми соотечественники наши занимаются, а за всем тем для многих и почти
для всех тех, которым недостает средства изворотиться в своих нуждах,
особливо же в городах внутренних, зло сие вовсе неизбежно по причинам,
которые для всякого очевидны». Как это зло отражается на деле, Анфилатов
показывает, рисуя затруднительное положение лиц, обремененных долгами. Купцы
обязаны своевременно уплатить долг, чтобы обеспечить себе и на будущее время
кредит, который по выражении. Ксенофонта Анфилатова «есть душа торговли».
Разумеется это побуждает их к усиленной работе. Но труд их напрасен.
Благодаря конкуренции на их долю никогда не придется прибыли больше, чем на
долю других. Как бы они не старались, сколько бы «к отправлению дел своих по
торговле способны не были», они все же едва могут приобрести столько, «сколько
им нужно единственно для уплаты своих долгов, по необходимости ими
сделанных, и на самое умереннейшее содержание». Таким образом они почти
никогда не могут составить себе даже необходимого состояния, «должны
оставаться в тесном кругу и быть на долгое время в бедности», так как «весь
плод трудов их и стараний поглощается одними интересами». Итак, торговля не
прогрессирует, так как задерживается рост торгового капитала, потому что
часть прибыли идет ростовщикам, возрастает следовательно, лишь доля капитала,
самого непроизводительного .
Не лучше положения
купца, обремененного долгом, положение задолжавшего же ремесленника. Всякую
сработанную вещь он должен ценить выше её стоимости, или как выражается
Ксенофонт Алексеевич «не токмо по её собственному достоинству, но по тому
расчету, чтобы от неё что-либо очистилось для уплаты долгов». В результате
цены поднимаются несоразмерно, что, само собою разумеется, затрудняет сбыт,
круг потребителя таким образом суживается, развитие производства
останавливается.
С другой стороны,
ремесленник, «будучи отягощен своим долгом, а часто с ним вместе и семейство,
не о том помышляет, чтобы ему прочно работать и в своем искусстве отличиться,
но о том единственно, как быстрее и более сделать вещей, дабы, снискать
таким образом скорые деньги, мог заплатить долг свой интересанту и выручить
у него залог, стоящий вдвое или более против занятой суммы, а остаток из
того употребить на свое содержание». Стало быть, долг ремесленника
сказывается и на качестве произведения его рук.
Случается иной
раз и так, что ремесленники, принужденные отдавать часть заработка
ростовщикам, бросают свои занятия, будучи не в состоянии прокормить семью.
По словам Ксенофонта Анфилатова, подобные явления наблюдаются «на каждом
шагу», особенно во внутренних городах и в свою очередь становятся причиною
того, что «города эти столь медленно и редко доходят до цветущего состояния».
Взятое в целом
указываемое «зло» (поглощение прибыли лишь немногими интересантами, иначе
возрастание росторщического капитала), «губит, говорит Ксенофонт Алексеевич,
общественную и целого государства пользу».
Нельзя сказать,
чтобы это зло оставалось никем незамеченным. Нет, правительство знало о нём
и принимало меры. Мы видели, что оно запретило при частных займах взимать
более 5%. Правда, мера цели не достигла, но правительство и не ограничилось
ею. «Оно, - говорит Анфилатов, - для купечества и для всех ремесел
показывало надежнейший путь и преподавало даже вернейшие действительные
средства поддерживать каждому обороты свои по торговле и ремеслам, не
только в столичных городах, но вообще во всех, образом облегчительным».
Известно, что в жалованной грамоте городам 1785 года 42-й статьей, обществу
городскому дозволяется составить особливую казну своим добровольными
складками и оную употреблять им по общему их согласию. По мнению Анфилатова,
«предмет сего постановления был, конечно, не другой какой, как единственно
тот, дабы из казны, таким образом составленной, поддерживать торговлю и сами
ремесла и рукоделия». Эта «казна» была бы уже некоторым подобием банка.
Начать дело устройства «казны» правительство предоставляло самим горожанам.
Мало того. С целью «усилить обороты по торговле и ремеслам и ещё более»,
Императрица Екатерина
II
вскоре после учреждения в 1786 году Государственного Заемного Банка «назначила
даже на сей предмет особую знатную сумму» в 11 миллионов рублей, «на
раздачу заимообразно городам сроком на 22 года». Но, - замечает Анфилатов,
-к крайнему сожалению купечество наше, не будучи тогда ещё в довольном
отношении к торговле других наций просвещении, и как видно, не постигая
цены таковому благу, не умело сим благодеянием воспользоваться: складочных
сумм почти нигде не было заведено, ссуду ни один из городов не просил, и
правительство спустя некоторое время употребило этот капитал на
удовлетворение иных государственных нужд. Так заглохли благие мероприятия
правительства, разбившись о косность в невежестве русского купечества.
Но то было когда-то.
Теперь, пишет Ксенофонт Анфилатов, «связи по торговле самих россиян со
многими знатнейшими в разных иностранных землях купеческими домами дают нам
видеть, что успехи их по торговле и ремеслам и цветущее почти везде
состояние произошли большею частью от коренных и прочных общественных
установлений, и там каждый, не обременяя правительство, находит верное и
легкое для себя пособие: почему же нам не воспользоваться их примером по
крайней мере в настоящее время, когда Россия наслаждается кротким правлением
милосердного и великодушного из Государей (Александра
I
Благословенного), коего все деяния клонятся к той же великой цели, дабы
отечество наше возведено наверх величества и славы».
Я не смогу
остановить вашего внимания на этих словах, на этой глубокой мысли! Ведь эту
мысль о зависимости цветущего состояния – правда, одной лишь стороны жизни
общества, - торговли и промышленности от наличности «коренных и прочих
общественных установлений» (мы сказали бы учреждений) высказывает купец,
отец которого числился как мы знаем, одно время черносошным крестьянином,
купец, неизвестно где обучившийся грамоте, быть может, у какого-нибудь
отставного солдата – однодеревенца, высказывает определенно в ту пору, когда
едва-едва занималась заря русской общественности. Я не распространяюсь уже о
том, что Анфилатов ставит в пример иностранцев, как бы следуя правилу,
впервые провозглашенному у нас в
XVII
веке, что «доброму не стыдно навыкать и со стороны, у чужих, даже у своих
врагов».
Что же нужно
заимствовать русским у иностранцев? «По моему мнению, заявляет Ксенофонт
Алексеевич, нет ничего лучше к распространению торговли и поддержанию
ремесел, а равно и украшению и распространению самих городов, как завести в
городах общественные городовые банки, подобно тому, как заведены таковые
уже во многих местах под различными наименованиями у иностранцев».
Вот средство устранения
беды русской торговли и промышленности! Общие основания, на которых могли
бы быть открыты банки, следующие: капиталы банков, по мнению Ксенофонта
Алексеевича, на первый случай могли бы составляться:
1) из безвозвратных
пожертвований лицами, «ревнующими к отечественной пользе»,
2) из капиталов,
отдаваемых в банк «людьми всякого состояния, на сколько времени кто отдать
пожелает, не менее, однако же. Как на год». Каждый вкладчик должен получать
на свой капитал 5% в год; с заемщиков же необходимо взимать по 6% при чем
шестой процент должен поступать в пользу банка. Ссуды выдаются исключительно
купцам всех трёх гильдий того города, где банк будет заведен, мещанам и
цеховым «под залог либо недвижимого имения (каменных домов или фабрик), либо
ценных вещей, подобно тому как делается в столичных ломбардах, - на срок не
более одного года; можно выдавать ссуду и под залог «прочих, кроме золота,
серебра, вещей», но на срок не более в таком случае полгода.
«Пользы от
заведения таких банков по городам были бы неисчислимы», говорит Анфилатов.
Тут всякий из купечества и ремесленников, особливо малокапитальные, к
поддержанию оборотов по торговле и к распространения усовершенствования
своего ремесла мог бы иметь во всякое время скорое и облегчительное пособие,
и зло, которое теперь к утеснению людей сих состояний происходит от частных
интересантов, неминуемо прекратится.
У ростовщиков
перестанут заключать займы, и они – Ксенофонт Алексеевич в этом уверен –
предпочтут отдать свои капиталы в те же банки за умеренные, правда, проценты,
но за то уже не опасаясь потерять их, что случается нередко при отдаче в
частные руки. Здесь очень хорошо вырисовывается практичность Анфилатова.
Учреждая банк, откуда бедные могли бы в любое время получить взаймы ссуду,
лишая возможности ростовщиков продолжать дело, он тем самым их капиталы
обращает в пользу общества. Он допускает, что найдутся среди них и такие,
которые пожелают присоединить от себя к банковским суммам знатные капиталы
и безвозвратно». Таким путем незначительные на первых порах капиталы банков
могли бы в короткое время возрасти и составить миллионы. Тогда банки стали
играть громадную роль. Тогда, - мечтает Анфилатов, - общество граждан одно
или соединено с некоторыми были бы в состоянии, оставляя в банках нужную
часть капитала на заимообразную раздачу, обращать другую на предприятия
важнейшие к усилению внешней торговли и на поддержание цен на товары
внутренние, идущие в чужие государства, чего от частных людей почти никогда
ожидать невозможно, и что, однако же, для пользы частных лиц и целого
государства есть весьма необходимо». Но и это ещё не все.
Само правительство в
экстренных случаях «нашло бы весьма важное и скорое пособие» у этих банков,
«и города за верх счастья своего поставлять будут, что могут оказать в таком
случае услугу государству значащею помощь».
Мысль развита до
конца. Взор Анфилатова останавливается теперь на конкретной
действительности, на условиях учреждения банков. Не будут ли подобные
заведения противоречить русским законам? Нисколько. Городовое положение
Екатерины
II 1785 года подтверждено Государем Александром Благословенным,
следовательно, дозволение составлять казну из добровольных складок остается
в силе.
Завести банки
зависит, таким образом, исключительно от согласия обществ. «Нужно только,
Милостивый Государь мой, -пишет Ксенофонт Алексеевич показать тому пример, а
Государь милосердный, столь много о благоденствии своих подданных пекущийся,
утвердит только полезного учреждения не оставит». Сам он сейчас же дает
пример. Будучи не в состоянии лично явиться в Слободской, Анфилатов
убеждает Городского Голову Платунова употребить все усилия склонить
Слободское общество завести у себя банк по предлагаемому им (Анфилатовым)
плану, выяснив заранее путем прочтения письма все проистекающие от банков
выгоды. Со своей стороны он выражает желание пожертвовать от себя в капитал
банка 25 тыс. руб. безвозвратно, думая побудить этим благомыслящих граждан
к добровольным складкам.
10 октября
1808 года Платунов предложил на обсуждение общего собрания слободских
купцов и мещан письмо Ксенофонта Алексеевича и проект устава банка. Собрание
с благодарностью приняло пожертвованную Анфилатовым сумму и приговором
постановило учредить банк; Городскому Голове поручено было вести дело.
Спустя после того
около четырех месяцев, приговор общества, устав банка и письмо Анфилатова
были представлены в Городскую Шестигласную Думу для засвидетельствования.
Дума, однако, отказалась это сделать на том основании, что под приговором
подписалось незначительное число жителей: 13 купцов, 56 мещан, тогда как в
купечестве насчитывалось на 1809 год 96 душ, а в мещанском обществе 1 162 .
По мнению Думы, желание большинства оставалось неизвестным. Ни указания на
неправильность этого решения письмоводителя Думы Ивана Шмелева, ни протесты
самого Головы – Платунова и гласного от посадских Давид Герасимова не
заставили Думу изменить постановление. Платунов вынужден был отослать при
своём письме все бумаги о банке Ксенофонту Анфилатову обратно.
С чувством
изумления и вместе с тем искреннего сожаления прочел Ксенофонт Алексеевич
письмо Слободского Городского Головы. Казалось, при таком несочувственном
отношении Думы, нечего было и думать продолжать начатое дело. Тем не менее,
Анфилатов решается продолжать. В апреле 1809 года он отправляет дело о банке
графу Н.П. Румянцеву при своем письме, в котором подвергает уничтожающей
критике мотивы постановления Слободской Шестигласной Думы. Граф Н.П.
Румянцев дал делу ход. С высочайшего разрешения он передает дело на
рассмотрение Комитета Министров. Последний, найдя, что «нет надобности
принуждать Слободское общество согласиться на учреждение банка, тем паче,
что оно по невежеству своему и по новости сего учреждения не чувствует цены
его, а со временем, конечно, оную познает и опытом убедится принять в нем
участие», высказался за то, чтобы дозволить Анфилатову учредить банк под его
попечением, самого его наименовать директором банка, а банк в честь его
имени банком Анфилатова, и дать грамоту на учреждение банка, на название
Ксенофонта Анфилатова директором, а банка его именем, в которой похвалить
благонамеренный его подвиг; что касается награждения Анфилатова, что
предлагал граф Н.П. Румянцев, то сделать это после того, как банк будет
открыт. Мнение это было одобрено Государем. В силу этого 29 октября 1809
года состоялся Высочайший указ
Правительствующему Сенату
об открытии в г. Слободском банка. Седьмым пунктом этого указа составленному
Анфилатовым уставу банка дана была сила закона. Это значит, что ни один банк,
открывшийся после 1810 года (но не ранее), не имел права руководиться другим
уставом, кроме Анфилатовского. И действительно, до 1857 года все городские
общественные банки руководствовались уставом Слободского общественного
Анфилатова банка, разумеется, с некоторыми изменениями.
17 декабря 1809
года дарована была Ксенофонту Анфилатову Высочайшая грамота на учреждение
банка, которая и поныне хранится в банке.
Хлопоты
Анфилатова таким образом увенчались успехом. Но всё же открытие банка
последовало не скоро. Дело в том, что Правительствующий Сенат поручил
объявить Анфилатову Высочайший указ о банке в Вятском Губернском Правлении
и там же привести его к присяге; за тем, на самого Анфилатова возлагалась
обязанность открыть банк и исправлять должность директора. Между тем
торговые дела Ксенофонта Алексеевича требовали, чтобы он жил безотлучно в
Петербурге, а иногда и в Архангельске. Исправлять ему лично должность
директора банка в Слободском было немыслимо. Поэтому он возбуждает
ходатайство, чтобы «оставив при нём звание директора», его привели к
присяге в Петербурге, а открытие банка поручили Слободской Городской Думе,
исправление же должности директора возложили на Городского Голову. После
долгой переписки ходатайство Анфилатова было уважено. Ему представили право
уполномочить исправлять обязанность директора, «кого он изберет к тому
способным».
Выбор Ксенофонта
Алексеевича пал на известного уже нам его родственника Илью Ивановича
Платунова. В письме к нему Ксенофонт Алексеевич дал подробные наставления
касательно открытия банка и ведения в нём дел; Платунову осталось лишь в
точности выполнить их. В конце декабря 24 числа были выбраны обществом два
свидетеля для заседания в банке купцы – В.В. Ончуков и Д.И. Ворожцов и два
маклера – мещане Петр Фил. Шмелев и Алексей Ив. Кошкин. В тот же день по
приговору общества отведено было помещение для банка в городском доме, «где
присутственные места, между городскою Думою и Сиротским Судом состоящий один
покой с кладовой, примем имеющеюся». Под Новый год состоялось торжественное
открытие учреждения , а со 2 января 1811 года оно начало функционировать ,
ни разу в течение ста лет не прерывая своей деятельности.
В высшей степени
удивительно твердая, как кремень, уверенность Ксенофонта Алексеевича в
жизнеспособности открытого учреждения. В письме к графу Д.А. Гурьеву в 1814
году он пишет: банк…» открыт и существует, да и впредь с непременным
приращением капитала, следственно и нужной пользой навсегда существовать
будет».
Учреждение банка
было последним добрым делом Анфилатова. Судьба перестала благоволить ему и
в то время, как банк начал развивать свою деятельность, торговое дело
Ксенофонта Алексеевича заметно упало. Чрезвычайно быстрые перемены
политических обстоятельств (вспомним ещё раз, что то время – эпоха борьбы
против господства Наполеона в Европе) были крайне неблагоприятны для
торговли и не один торговый дом русский принужден был закрыться. Несчастье
постигло и Анфилатова и В. А. Попова. У первого, между прочим, без вести
погиб во время войны между Европейскими державами корабль «Ксенофонт»,
который был отправлен в Америку в навигацию 1809 года.
6 июня 1812 года
Ксенофонт Анфилатов объявил себя несостоятельным. Ввиду этого Архангельский
городовой магистрат позаботился об учреждении над Анфилатовым конкурса.
Последний окончил дело своё
лишь в 1815 году. По соглашению кредиторов Анфилатов был «решен и признан
упадшим и в невинности его дан ему из конкурса аттестат, засвидетельственный
в городовом магистрате».
Так печально
закончилась торговая деятельность Ксенофонта Анфилатова. Некогда
первостатейный купец, бывший единственным в Слободском, он стал простым
мещанином того же города. У него не осталось там даже своего угла, где бы
можно было найти приют в преклонные годы. Его дом на Глазовской улице, где
ныне место купца М.П. Ончукова, купил с торгов слободской купец Петр
Николаевич Платунов.
Нечего
распространять о том, как угнетающе подействовало на Анфилатова несчастье.
Особенно ему, убежденному, что деятельность его прошла не без пользы, было
тяжело переносить грубое обращение «собратий», «из коих большая часть, - ка
сам он говорит, -привыкли уважать людей по-настоящему их счастью», когда
человек богат и славен. В одну из трудных минут он решается возбудить
ходатайство о выдаче ему награды за основание банка, согласно постановлению
Комитета Министров, в надежде, что этот знак милости Государя заставить
недоброжелателей относиться к нему с уважением. Неподдельное чувство
жалости и вместе с тем удивления перед сознанием Ксенофонта Алексеевича –
чем своего достоинства пробуждается в душе, когда читаешь его просьбу.
«Милостивый
Государь! – пишет он Министру Финансов, графу Д.А. Гурьеву,- многие из
собратий моих, оказавшие усердие своё к общественным пользам опытами и
открытием некоторых по заводам и фабрикам изобретений, удостоены были за
оные знаками Монарших отличий и один из них даже орденом Св. Владимира. Я
в благополучное мое состояние по всегдашней рености моей к отечественному
благу стремился делом в течение 30 лет упражнения моего во внешней торговле
успел оказать во многих случаях важнейшие для оного пользы, которые частью и
правительству известны, но никаким знаком отличия не воспользовался потому,
что только что сего никогда не искал и не домогался, а за счастье вменял
себе видеть от Милостивейшего Государя к некоторым из моих подвигов
Монаршее благоволение с Высочайших имянных Его Величеств указах изъявленное,
- видеть успех в достижении по оным до настоящей цели и пользоваться добрым
о себе в кругу общества мнением. Но тогда как превратность счастья, словом
многие и великие по внешней торговле моей уроны, последовавшие в краткое
время почти вслед один за другим, большею частью от внезапных политических
переворотов, привели дела мои в упадок, а коварство и зависть
недоброжелателей моих подвергли меня последнему несчастному состоянию и
именно самой бедности. Кажется, простительно мне будет то желание, что в
сем несчастии по крайней мере за подвиги мои, которые имели целью общую
государственную пользу, видеть уже на себе от милости Великодушного Монарха
какое-либо отличие, дабы к некоторой в горестном состоянии моем отрад
собратья мои, из коих большая часть обыкли уважать людей по настоящему их
счастию, при таковом знаке милости ко мне Монаршей, могли иногда себе
напомянуть, что я был для них некогда полезен и что труды и ревностное к
отечеству расположение и в самом моем несчастии у праведного( справедливого)
правительства и у великодушного Монарха цены своей не потеряли».
Ему, действительно,
присудили дать медаль на голубой ленте. Но радость скоро омрачилась: в 1815
году утонул старший сын Анфилатова – Ираклий, умный, образованный, бывший
правою рукой отца в его делах. Смертью сына силы Ксенофонта Алексеевича,
которому было уже свыше 50 лет, были сильно подорваны. Все же он не перестал
работать, энергии у него ещё немало. Свободный от занятий торговлей он
уделяет теперь очень много времени наблюдению издалека за ходом дел
открытого в Слободском банка, смещает и.о. директора И. Платунова за
допущенные им злоупотребления, требует подробнейших отчетов, дает
наставления, кому в каком порядке выдавать ссуды и т.д. В 1819 году он
сообщает о радостном для него событии: открытии в г. Осташков, Тверской
губернии, купцом Савиным общественного банка на правилах Анфилатова банка.
Пример, который Ксенофонт Алексеевич дал учреждением банка в Слободском,
нашел подражателя. Как было не радоваться?
В остальном жизнь
тянулась уныло. Бедность, конечно, давала о себе знать. Несмотря на это,
Ксенофонт Алексеевич ни разу не обращался в банк за пособием. 19 апреля
1820 Анфилатов скончался. Родные похоронили его в Архангельске на новом
кладбище, рядом с его сыном Ираклием. И это событие прошло так незаметно,
что в Слободском долго никто не знал, что Ксенофонт Анфилатов умер.
Когда это
стало известно, слобожане возбудили ходатайство о передаче банка в ведение
Думы, что и было исполнено. С этого времени деятельностью банка стали
руководить выборные из общества лица без указки Анфилатова.
В благодарность
за учреждение банка, слобожане в 1846 году – неизвестно по какому поводу, -решили
соорудить в «память Ксенофонта Анфилатова» (так гласит надпись) икону Преп.
Ксенофонта и Марии. Она и по сию пору стоит в правом приделе теплой церкви
Преображенского собора. А по поводу, вероятно, 50-летнего юбилея банка, на
могиле К.А. Анфилатова поставлен на счет банка памятник - мраморная
темно-красного цвета четырехгранная колонка с крестом наверху и с надписью
на одной стороне: «основателю в память от Слободского Анфилатовского банка
в служение Городского Головы Луки Агафовича Колотова в 1863 году».
В этих двух актах
наглядно проявилась оценка слобожанам главного дела Ксенофонта Анфилатова,
учреждения банка с которым каждый из них не раз сталкивался в течение своей
жизни. Но деятельность Анфилатова оценили не одни слобожане. В 1848 году
вследствие предписания г.Вятского Гражданского Губернатора вятскими купцами
составлен был «очерк Вятско-Архангельской торговли». В этом очерке встречаем
чрезвычайно лестный отзыв об Анфилатове. «Как во всех сосоловиях – пишут
купцы – и по всем частям знаний есть в России самородки – гении, так и здесь
(в торговле) к числу их надо, без сомнения, отнести Слободского купца
Анфилатова – основателя первого частного банка в России, который был родом
из крестьян, нажил трудом состояние, образовал сам себя». В подтверждении
своих слов вятские купцы сообщают несколько данных о жизни и деятельности
Ксенофонта Анфилатова. Видимо, в то время, в половине прошлого века, память
о делах Анфилатова была ещё жива, хотя можно указать в сообщении купцов
некоторые ошибки. С течением времени число их возросло, а правда – о делах
Ксенофонта Алексеевича мало по-малу, к сожалению, исчезла. У М.И. Куроптева
(в его книге о Слободском уезде), у П.И. Наумова (памятная книжка Вятской
губернии 1903 года стр. 140-142) вы найдете скудные и не совсем верные
сведения об Анфилатове.
И вот теперь,
когда удалось извлечь из пожелтевших уже рукописей довольно много фактов из
жизни и деятельности Ксенофонта Анфилатова, наш долг, по-моему убеждению,
распространить добытые сведения в широких кругах, чтобы каждый,
познакомившись на редкость с симпатичной личностью Анфилатова, мог сказать:
«да, этот человек – гордость родного города!»
