(NEW) Архивные документы. (Семейная хроника Гриневских)

ИЗ  СЛОВАРЯ   ВЯТСКОЙ   РОДОСЛОВНОЙ    А. ГРИНА

Поправка к биографии писателя А.С.Грина

   Поэтому я еще раз воссоздал картину продвижения С. Е. Гриневского по служебной лестнице, подтвержденную документами ГАКО.

    Гриневский С. Е. прибыл в Вятку под надзор полиции из сибирской ссылки 9 июля I860 года. Три года он мается среди таких же, как сам, ссыльных, зарабатывая на жизнь то в фотомастерской Рытвинского, то в кондитерской Якубовского. Не секрет, что уже тогда в Вятке действовала группа поддержки ссыльных поляков, следствием работы которой явился переезд Гриневского в село Сосновское Сарапульского уезда, куда его вызвал Юзеф Косицкий - такой же ссыльный. Судя по донесению полицейского надзирателя, сообщавшего в Вятку, что Гриневский свободные вечера проводит в обществе Косицкого и заводовладельца Захара Попова, в Сосновке Гриневскому было обеспечено сносное существование. Очень похоже, что именно из завода в Сосновке вынес Гриневский впечатления "о татарах, которым он отпускал пиво". Эти воспоминания родителя и могли запечатлеться в памяти мальчика, а потом и попасть в записную книжку писателя А. Грина, как рассказы отца о жизни в Слободском.

    Надо полагать, что женитьба Гриневского в Сосновке не просто упрочила его положение, но и создала предпосылки на получение работы в Вятке. С женитьбой у него появились и родственные связи, позволившие ему, по приезде в Вятку, получить место письмоводителя в канцелярии смотрителя приютов и казенную земскую квартиру в домах близ губернской больницы.

     В 1878 году в больницу поместили найденного на ступенях собора подкидыша-младенца. И то, что чета Гриневских вызвалась взять девочку на воспитание, позволяет нам считать, что Гриневские продолжали жить в эту пору в домах при больнице.

     У нас нет достоверных данных о причине, побудившей Гриневских ехать в Слободской, но есть версия, что Анну Степановну, ждавшую ребенка, не устраивала перспектива рожать в известных ей стенах. Вполне вероятно, что больница в Слободском или кто-то из ее персонала казались ей привлекательнее, поэтому Степану Евссевичу пришлось просить отпуск и везти жену в Слободской.

      16 мая 1880 года полицейский надзиратель отметил их прибытие в Слободской, a 11 августа у них родился сын Александр, впоследствии перевоплотившийся в писателя А. Грина. Наверное, надо напомнить забывчивым краеведам, что первым, кто отыскал метрическую запись о рождении А. Гриневского, был автор этих строк. Из записи выяснилось, что крестным отцом А. Грина был Лев Онуфриев Миштовт - дворянин и опять же товарищ Гриневского по ссылке. В Слободском

 

   Миштовт вел торговлю вином, арендовал, а потом и откупил у мещанки Е. Н. Вычугжаниной старый дом на Шестаковской улице, значит, имел возможность приютить в этом доме семью Гриневских?

   Житейская логика, реалии человеческих связей дали мне возможность поставить под сомнение бытовавшую легенду и внести в биографию Грина важные уточнения. Однако мои выступления в печати с предположениями таких поправок кому-то не понравились. Нет, со мной не спорили, публикацией не опровергали, дискуссий не вели, но принять их за истину тоже не спешили. По сути, работу мою замалчивали, рассчитывая, что энергия моих разысканий сама собой истощится и сойдет на нет. Иными словами говоря, мои работы оставили рассеянными по газетным страницам, ведь газетные публикации легко проигнорировать, от них можно просто отмахнуться, как это сделала уважаемая Н.П.Изергина в своей книге "Литературная жизнь Вятки". В этой книге автор постаралась удержаться на старой позиции, утверждающей, что Гриневские в Слободском прожили три года. При этом мои аргументы, даже подкрепленные ссылками на документы, ею приняты были как частное мнение, с которым согласиться нельзя.

  Но как можно согласиться с постулатом уважаемого литературоведа, в котором упор делается на слово «вероятно»? Цитирую: "В общий стаж Гриневского не вошло более трех лет, вероятно, годы работы на пивоваренном заводе в Слободском". Вероятно, чувствуя слабость упомянутой фразы, автор выстраивает свою версию службы Гриневского в Вятке, но опирается при этом не на официальный протокольный документ, а на канцелярскую записку, на резолюцию канцеляриста: "В июле сего года исполнится 35 лет службы Гриневского в благотворительных заведениях...", по которой и высчитывает, что в стаж Гриневского не вошло более трех лет...

   Но разве можно было доверяться канцелярской записке, писанной для сиюминутного использования в той же канцелярии земства? Нельзя было не увидеть, что резолюция эта писалась со слов самого Гриневского - семидесятилетнего старца, впавшего в старческую немощь, но еще пытавшегося удержаться на службе. Очень похоже, что Гриневскому хотелось продержаться на службе до июля 1913 года, чтобы если выйти на пенсию, то уже с 40-летним стажем, а значит и с надбавкой к пенсионной службе. Однако он понимал, что если в своем заявлении об отпуске и пособии заявит о сорокалетии своей службы, всякий чиновник будет вправе поставить вопрос об увольнении его на пенсию и воспрепятствовать притязаниям старика на отпуск. Другое дело, когда в заявлении будет фигурировать цифра 35, тогда ни один чиновник не решится уволить старика, которому якобы осталось полгода до выхода на пенсию! Расчет Гриневского, как видим, оправдался, но жизненных сил у него на дальнейшее уже недоставало, однако умер он, как хотел, служащим земства, а не пенсионером, что позволило вдове его получать в земстве льготы на малолетних детей... Нам же, рассмотревшим данный документ через посредство не бумажной, а житейской логики, следует вернуться к публикации газеты "Кировская правда" от 16 сентября 1979 года, которую ни в коем случае замалчивать было нельзя, ибо она содержала основополагающую информацию для всех исследователей, ищущих истину, а не довольствующихся легендами.

      Информация заключалась в том, что губернское земство еще в 1903 году отметило тридцатилетие безупречной службы Гриневского и как награду юбиляру преподнесло две дюжины серебряных ложек, на каждой из которых была выгравирована монограмма юбиляра и дата юбилея 12 июля 1903 года. Когда бы уважаемые литературоведы и биографы А. Грина приняли эту дату, они бы сразу увидели, что известные и упомянутые в работе Изергиной даты 1875 - 1920 годы как нельзя лучше вписываются в послужной список Гриневского, ибо называют: в первой - начало службы его в канцелярии больницы, а во второй - тридцатипятилетие этой службы в больнице. А если и мои аргументы по поводу проживания семьи Гриневских в Слободском вписываются во все упомянутые мною даты, следовательно их и надо признать за истину, тем более, что она была подкреплена вещественным свидетельством - реликвией семьи Гриневских, привезенной на Вятку племянницей А. Грина - серебряной ложкой с выгравированной на ней монограммой и датой юбилея С. Е. Гриневского "12 июля 1903 г." Следовательно, 12 июля 1873 года и следует считать началом службы Гриневского в земстве, а 1 мая 1875 года он перешел в канцелярию больницы. Ложку эту племянница писателя Грина Лидия Анатольевна Парфенова через меня передала в дар будущему музею А. Грина в том же 1979 году. И я не понимаю, почему этот факт остался вне внимания общественности, вне внимания сотрудников музея? Неужели же и им, по каким-то хитрым соображениям, невыгодно утверждать в истории правду, отстаивать истину от разного рода легенд?

    Слава Богу, один сотрудник музея В. А. Любимов позволил себе сказать правду, когда своими разысканиями развенчал легенду о мемориальности  Дома-музея Грина в Кирове и легенду о шведе Лепехе, опубликовав статью "Вятские корни Грина"! Однако же, и его работы не получают должного звучания. Очевидно, что и в науке, и в культуре сильные мира сего ничего не имеют против исторической правды, но им хотелось бы, чтобы вся правда исходила от них, распространялась сверху вниз, а не наоборот... Что тут скажешь, маленькие слабости есть и у больших людей.      

     Поэтому я и призываю преодолеть всякие слабости  общими усилиями работников культуры, чтобы истины наши выявлялись в споре, а не в каких-то там склоках и тихих подсиживаниях... Право же, становится стыдно, когда, при наличии в городе музея Грина, при наличии общества краеведов, областная газета "Вятский край" может выпустить в свет байку о том, что писатель А. Грин в 1914 году служил в Мурашах банщиком! Дело не в досадной ошибке, дело в том, что в газете не нашлось сотрудника, способного заметить эту нелепость! Так мы знаем своих именитых земляков!.. И происходит это не потому ли, что мы сами запутали читателей противоречивостью сведений, смешиванием правды и вымыслов? Не пора ли нам биографию Грина приводить к общему знаменателю, хотя бы и ценой отказа от ошибочных, но "авторитетных" мнений?..

    И если городу Кирову угодно жить в противоречиях с истиной, то город Слободской надо освободить от неправды, да и бывшим заводам Александрова достаточно своей заслуженной славы и того, что писатель Грин не был равнодушен к их продукции. А для большей убедительности сказанного можно привести пример со службой на заводе другого поляка, земляка С. Гриневсого, но не дворянина, а крестьянина Виленской губернии Иосифа Антоновича Ивашкевича. И служил он отнюдь не помощником управляющего, а всего лишь мельником, о чем есть соответствующие записи в заводских книгах, да и в списках домовладельцев города Слободского, поскольку Ивашкевич являлся владельцем двух деревянных домов, оценивавшихся в 424 рубля. Очень похоже на то, что Ивашкевич и наследовал дома Миштовта, по крайней мере адрес расположения одного из домов его на Шестаковской улице совпадает с упомянутым выше адресом Миштовта.

А. Рева  "Сборник материалов научно практической конференции." г.Слободской 1995 г.

  Назад

| Главная | Встречи | Новости  |  Гостиная  |  Читальный зал  | Архив  | Авторы 

| Ссылки  |

© Copyright  2005-2006. Все права защищены. г.Слободской,Кировская область. Библиотека им А.Грина.